
Древний народ
Удэгейцы. Древний народ Дальнего востока. который занимался охотой. рыбалкой, собирательством. Он кочевал вдоль рек, по тайге, встречая дикого зверя, непогоду, хвори, бедствия лицом к лицу.
«Родина дедов, отцов — Сукпай-река. Прадеды мои нашли тебя. Прадеды мои по следу выдры пришли с Самарги-реки к тебе. Шли они до самых истоков твоих, а прежде увидели горы большие и стали подниматься на перевал. Был он ниже Ульи-горы. Улья-гора — это самая высокая из всех сукпайских вершин, бея она сверкает гольцами, и на макушке ее, где раньше озеро было, теперь белеет кяхта. В ясные дни с вершины Ульи-горы видны звезды.
Кто знает, когда это было? Древние сказания скупы, как свет утренней звезды» из книги «Там, где бежит Сукпай» Джанси Кимонко.

Потомок древнего рода
Я увидела ее в медицинском колледже, в который пришла учиться, бросив фотографию. Она была яркая и в ней все притягивало внимание: одежда, манера речи, умение держаться. Тогда я ничего не знала ни о ней, ни о ее корнях.
Возможно из-за моего внимания к личности Даши, мы незаметно притянулись и стали дружить. Чем больше крепла наша дружба, тем больше я узнавала о ней и об удэгейцах. Удивительно для меня было то, что она знала не только историю своего народа, но и язык. Нет, она не разговаривает на нем. Мало вообще тех, кто способен разговаривать на удэгейском. В будущем, она покажет мне свои родные места, познакомит со своими бабушками: Андреевой (Кялундзюга) Нелли Ильиничной и Кялундзюга Ларисой Ильиничной. И здесь я пойму. на сколько тесна связь между средними дочерями средней дочери.

Итак: удэгейцы.
Удэгейцы относятся к коренным народам Сибири, Дальнего Востока, к народам Севера. Численность примерно 1325 человек.
«Их было много, и все они назывались племенем Киа. Когда-то вожак их Киа славился силой и мудростью. Но однажды вступил он в войну с другим вожаком, Кукчинка, из-за дочки его красавицы Алагды. Война была страшной. Кукчинка победил. Он убил Киа. Племя же его разогнал по горам и лесам.» «Там. где бежит Сукпай» Джанси Кимонко.
Основным занятием удэгейцев были: охота, рыбалка. Женщины занимались собирательством, домом, детьми.
Селились удэгейцы в тайге по берегам рек. Переходили с места на место, строили шалаши, где жили целой семьей с детьми и стариками.
Жизнь в тайге научила древний народ замечать многое в природе, беречь ее, понимать.
Как и у любого древнего народа, есть у удэгейцев свои традиции, которые затрагивают все сферы жизни народа.



Здесь использованы заметки Нелли Ильиничны, которые она собирает много лет, чтобы сохранить память о своем роде и передать её своей дочери и внучке.

Безумно интересны были мне
рассказы удэгейки Дарьи. Подруга охотно делилась всем, что передала ей ее бабушка. Хотелось мне поехать в «столицу Удэгеи», как называет Гвасюги бабушка Даши. Хотелось поговорить с Нелли Ильиничной, посмотреть, как сейчас живут современные удэгейцы.
Мне повезло, что Нелли Ильинична дала разрешение на мой приезд, потому что не очень она любит таких любопытных гостей. Много раз приезжали в Гвасюги репортеры, «даже ни одной фотографии не отдали», говорила бабушка Даши. До сих пор страшно не оправдать доверие потомка древнего рода.


Дорога бабочек
Так мысленно я назвала для себя путь до Гвасюгов. Хотя, дорога настолько пыльная, что жители Гвасюгов, как только доезжают до земляной ее части, переодеваются в халаты, надевают платки, чтобы не приехать после 52 километров полностью покрытыми пылью.
Мимо нас проезжали машины, цвет которых нельзя было даже определить из-за пыли. Мы приехали в пункт назначения, похожие на путников, которые попали в песчаную бурю. Даже на ресницах пыль осела, как причудливая тушь.
Дорогу в период половодья размывает река, часто можно на дороге увидеть поваленные деревья. Местные их распиливают и стаскивают на край дороги.
Огромные лесовозы несутся на встречу, как драконы, поднимая тучи пыли и покачивая боками на ухабистой дороге.
И при всем этом, после дождя дорогу покрывают бабочки: махаоны, капустницы, павлиний глаз.
«Это еще не бабочки», говорит Нелли Ильинична голосом учительницы. Я не могу даже представить, что раньше бабочек было больше и они были крупнее — для меня это явление и так выглядит, как нечто волшебное.




Дорожная история
Мы заехали за бабушками Даши рано утром. Они гостили у дочери в Хабаровске.
Из дома вышли две бойкие загорелые женщины, сели в машину и после знакомства, начались истории, которые Нелли Ильинична будет рассказывать мне все мое пребывание в Гвасюгах
На самом деле отчество Нелли и Ларисы было дано Советским Союзом, как и паспорта. Их отца звали Ильма.
— Я думаю, что если бы сейчас молодежь начала называть детей удэгейскими именами, то это вошло бы в моду, — замечает Нелли Ильинична.
Имена действительно очень красивые: Ильма, Канси, Джанси, Удзуля, Ярба, Дималин (здесь носовой «н»), Егадя.
Удэгейский тоже красивый язык. Даже заячий помет звучит красиво — тукса амани.
Мы смеемся, обсуждая многое. Я же поражаюсь, на сколько красива речь Нелли Ильиничны и Ларисы Ильиничны.
(На фото грейдер. который должен был выровнять дорогу, но сломался. Мне было жаль водителя, хотя, судя по кунгу. который он тащил грейдером, мужчина был готов к «перепетиям жизни передряг»)


Слева — Нелли Ильинична, справа — Лариса Ильинична в национальных платьях. пошитых по типу халата и украшенных удэгейскими орнаментами, вышитыми гладью.
Нелли Ильинична — учительница начальных классов и родного языка (удэгейского), Лариса Ильинична — учительницы русского языка и летературы.
— Она, моя сестра Лора, закончила Институт им. Герцена в Санкт-Петербурге, —с гордостью сообщает Нелли Ильинична.

Слушая речь двух удэгеек, я понимаю всю гордость Дарьи. Я понимаю, почему и сама Даша пишет, много читает. Эта потрясающая и тесная связь между женщинами одной семьи вызывает зависть (в хорошем смысле).

Связь
Возможно, эти женские общность и связь продиктованы многолетней историей удэгейского народа. Женщина в удэгейской общине значила так же ничтожно мало, как и вселенски много. Тяжелая жизнь удэгеек, возможно, сблизила представительниц рода в рамках семьи и общины.
Из книги «Там, где бежит Сукпай» Джанси Кимонко
«— Ты родился зимой, — начала бабушка, пыхтя своей длинной трубкой. — Охотничий балаган у тебя был сделан из веток пихты. За три дня до того, как ты появился на свет, мать ушла вот так же, как и сейчас, в шалаш. Я принесла ей лепешек и рыбы, натаскала сухих валежин, развела костер и оставила ее одну. Холодно было в лесу. В эту пору деревья трещат от мороза, заметает пурга. Над самым шалашом шумела старая ель.
Помню, я едва-едва протоптала дорожку к вашему «промыслу». Принесла муки для лепешек. Грешно заходить в шалаш. Нельзя. Я просунула мешочек с мукой в дверь и услышала, как ты заплакал. Потихоньку спросила у матери: кто родился-то? Она сказала: —Бата! «Ну вот, нашелся у нас еще кормилец», — подумала я. А холод был страшный»





Я долго думала, представляла себе
жизнь удегейки. Суровая тайга, тяжелый быт. Как она рожала одна, как выхаживала младенца. Сколько умерло в родах, не родив…
«Когда-нибудь ты спроси-ка у своей матери, как она согревала тебя в морозные ночи. Ты дрожал весь от холода, плакал. Мать брала тебя на колени, завертывала полой своего халата, прижимала к груди. Она дышала на твои посиневшие ручонки и боялась только одного, чтобы не погас костер. Слезы текли у нее из глаз день и ночь, но, глядя на тебя, она улыбалась и разговаривала с тобой, как с большим.
Ильмовая гнилушка давала мало тепла. Мать протягивала к огню то ноги, то руки, поворачивалась с боку на бок. Сама она готовила себе пищу. Грешно ведь стряпать для роженицы. Так вот она и «промышляла» с тобой пятнадцать дней и ночей. Жила в шалаше, имея один истрепанный ситцевый халат и один халат из рыбьей кожи. Закоченеет один бок, повернется этим боком к огню, закоченеет другой бок, повернется другим боком к огню. Холодно было. А она держала тебя на руках и радовалась, что ты явился на свет» (Кимонко «Там, где бежит Сукпай»)
Замуж удэгеек тоже выдавали жестоко. Хорошо, если муж попадется хороший.
Отселяли молодую девчонку, что была на выданье, в шалаш и ждали, какой муж придет к ней, останется ли в шалаше. Нелли Ильинична благодарила советскую власть за то, что дала она ей образование и работу. Тяжело жила семья Нелли Ильиничны. Лишний рот, уже выросшую девочку мать хотела отдать за муж. Но характер и время уберегли от раннего и ненужного брака. Топнула ногой юная Нелли, отказалась продолжать традицию. Выучилась, стала учительницей.
Я думала, а смогла бы так же? Топнуть, отказаться, пойти по своему пути.

Дети
Дети росли рядом с взрослыми: мальчишки сопровождали отца на охоту и рыбалку, девчонки помогали матери. Работы было много. Если муж убил лося или медведя, жена садилась в лодку и плыла разделывать мясо. Можем ли мы сейчас представить себе силу этих женщин?
Дети были рядом и во время перемещения родителей по тайге в поисках лучшего места. Зимой и летом. Выживали самые сильные. Мать Нелли Ильиничны вспоминала потоп и срочные сборы семьи, как плыли на лодке по тайге. которая полоскала свои ветви в разлившейся реке. Острый нос лодки рассекал спокойную воду. раздвигал ветви. Вспоминала она, как в деревню пришла чума и семье пришлось сняться с места, чтобы спастись от мора, спасти детей. Как жили с родителями в лодке во время потопа.
С приходом советской власти, детей оставляли в интернате. Хорошо ли это? Не знаю. Рассуждать об этом не мне. Говорят, что смертность детей уменьшилась. Меньше маленьких тел хоронили на деревьях, как это было принято у удэгейцев.
Когда услышала способ захоронения детей, сам собой появился вопрос: «А как же, если погибла беременная?». Нелли Ильинична ответила, что ребенка «освобождали» и так же хоронили на дереве. «Но есть история», — говорит мне старая удэгейка, —"Жила женщина, умерла беременной. Она неупокоенная. Из зависти насылает на беременных токсикоз»
Конечно, как и все дети во всем мире, маленькие удэгейцы играли в игрушки. Рассказывала с улыбкой Нелли Ильинична, как вырезала кусок медвежьей шкуры, на которой спали в шалаше, чтобы сделать себе куклу. Были и деревянные игрушки. которые вырезал отец.
— А как же мыли детей зимой?
— А никак, — ответила мне Нелли Ильинична.
Зимой и взрослые и дети обмазывались жиром (волосы. тело) и ждали весны, когда можно будет купаться в реке. Сейчас у Нелли Ильиничны баня, как и у всех в Гвасюгах.



Родители передавали знания
своим детям обо всем, что знали сами, чему научила тайга. Нелли Ильинична пошутила, что в их семье так вышло, что знания передаются от средней сестре к средней сестре. Она, средняя дочь Егади, по началу не интересовалась традициями предков, однако, мать — сильная шаманка, лечила людей иглоукалыванием и проводила обряды при маленькой Нелли.
«Богульник чадит, голоса, звуки. Страшно», —вспоминает Нелли Ильинична.
По прошествии времени и Нелли стала интересоваться традициями и обычаями своего народа. Это только подумать можно, что удэгейцы дикие, не имеющие культуры. Но их наследие велико: пословицы, поговорки, сказки, песни, поделки, резьба по дереву, вышивка…
Слушая удэгейскую речь, я заметила сходство с китайским языком, который изучаю. Нелли Ильинична хитро прищурилась, улыбнулась. Сказала, что не мудрено — ведь удэгейцы не только торговали с китайцами, но и выходили за них за муж, женились. Они же и научили удэгейских шаманов лечить людей иглоукалыванием. От них и появились у удэгейцев изделия из метала, подобное зеркалу шамана, которое осталось у Нелли Ильиничны от матери.


С замиранием сердца
слушала я о матери шаманке от Нелли Ильиничны. Женщина, которая своими умениями подняла детей. Люди платили за ритуалы и лечение едой, деньгами. Не смотря на то, что советская власть шаманизм запрещала. Разве можно вытравить из женщины то, что подарила ей природа?


На фото слева Евдокия (Егадя), справа — Даша в головном уборе шамана


Боязно слушать племянницу Кимонко
Как рассказывает она про идолов удэгейцев, покровителей рода. И, вроде, дети 20 века, мы не верим уже в богов, но боимся на всякий случай древних духов и богов. Помнят о нем старые удэгейки. впитали знания от матери.
Я смотрю, как Нелли Ильинична бережно прикасается к деревянным фигуркам идолов и ее трепет невольно передается и мне. И, кажется, слышу я китайские колокольчики на поясе шаманки и звуки гонгоя. Ярко представила обрядные песни и шепот в дымной темноте.

И думаю я, вот о чем:
Сильная женщина — удэгейка. Сильная, а потому и духи подчиняются ее просьбе, слышат ее. Не боится она платить за благосклонность древним богам, как не боится идти по тайге одна к месту, где лежит туша убитого ее мужем лося, чтобы разделать его. Хочется поклониться силе этой женщины, которая смогла родить на свет дитя в одиночестве и холоде.


Слева: погремушка из косточек на детскую кроватку. Справа: удэгейские узоры, которые вырезали на рыбьей коже.
Мастерство Егади
поразило. Я ахала и вздыхала, прикасаясь к тонким узорам — и не скажешь, что на коже. Воздушные, они как будто все еще хранили тепло рук ушедшей шаманки. Я могу представить. как эти кружева плетут, но как их вырезала Егадя своими руками по коже, представить не могу. Слишком тонкая работа.
Мастерицы удэгейки невероятные. Мне повезло познакомиться с Онисией Александровной Кялундзюга — мастерицей села Гвасюги. Ее приглашали в Москву и Ленинград, где проводила она мастер классы. где выставлялись ее работы. Хранит она древнее умение, являясь единственной мастерицей по коже такого уровня. Приветливая и скромная женщина показала свои работы. глядя на которые я в который раз поняла, что может женщина своими руками.

Онисия Александровна Кялундзюга




Орнаменты Егади
Тонкая работа
по шкуре удивляла. Незаметные стежки, тонкая вышивка, кусочки ткани переплелись. создавая картину. И все в ней гармонично: цвет и форма. В каждой детали сплелись женщина и природа. Онисия Александровна до сих пор идет по пути мастерицы, попутно занимаясь переводом удэгейских сказок.



Сказки удэгейские
часто женщины рассказывали детям у костра в шалаше. Пропитаны они запахом костров, рыбы и медвежьего жира. От них веет травами, кипящими в котелке, вкусом черемуховых лепешек. Мелодичный, так похожий на китайский, язык проникает в каждую клеточку. Кажется, что закроешь глаза в современном доме старой удэгейки, а откроешь уже в шалаше посреди тайги, за стенами которого шумят вековые сосны.
Перед ходом кеты Канда-мафа к рыбалке готовился. Пока он лодку починял, а Летига у реки посуду чистила, сын их сломал люльку, выбрался из нее и на своих ногах подошел к ним.
— Я уже выспался, — говорит. — Давайте мне рубашку-мокчо!
Канда-мафа от удивления рот разинул:
— Тембе-бе-бе! Жена! Ты видишь, что делается! Бата одежду просит, на своих ногах идет!
Летига бросила чистить посуду, смотрит на сына и глазам своим не верит.
Сшила ему рубашечку-мокчо и легкие улы из лосиной кожи. Через несколько дней и одежда, и обувь — все стало ему тесным. Опять надо шить…
К тому времени, как снег выпал, бата уже головой верхние бревна юрты доставал. Зима тянулась долго, а парень рос быстро.
(Отрывок из сказки «Богатырь из кедровой бочки»)



Живет маленькая
деревня Гвасюги, даже дети бегают по улицам. Счастливые загорелые скуластые с тяжелыми черными волосами, бьющими по хрупким девчоночьим плечам или торчащие на мальчишеских макушках. Пока Нелли Ильинична рассказывает очередную историю, слышим, как проходящая мимо соседка, кричит за воротами. Справляется, жива ли, здорова ли Нелли Ильинична.
— Проведываем друг друга, — поясняет удэгейка.
Соседи поддерживают друг друга, проверяют, как здоровье. Гвасюги примостились у реки, посреди тайги. До врачей и ближайшего поселка далеко, вот и беспокоятся женщины друг за друга.


Гуляли по окрестностям, отмахиваясь от надоедливых комаров. Говорили о разном. Дашка вспоминала. какие огромные лопухи растут в Гвасюгах, Нелли Ильинична вспоминала, как тигр уволок собаку, как делали они лепешки из черемухи.



И хотелось мне
увезти с собой часть этой жизни. И наворачивались слезы уже потом, дома, когда вдруг так заскучала я по разговорам Нелли Ильиничны, по тихой размеренной жизни маленькой удэгейской деревни, по столице Удэгеи — Гвасюгам.



Даже по ледяной воде Хора скучала. Чтобы хотя бы окунуться в него, приходилось долго стоять в воде, привыкая к холоду. Стояли, пока не начинали неметь ноги, а потом с уханьем опускались в ледяную реку, тут же вылетая из нее с криками и смехом, обожженные ледяным холодом. А рядом с нами застенчиво улыбаясь плюхалась, как рыба в воде маленькая удэгеечка, лет 6. Ей было радостно и не холодно.


И хочется,
чтобы наследие удэгейцев жило. Пусть от средней сестры к средней, но жило. Чтобы мелодичный язык звучал, летел над Хором. Чтобы однажды, старая удэгейка, закурив длинную, на китайский манер, трубку, рассказала сказку, спела песню.



Спасибо
Нелли Ильиничне, Ларисе Ильиничне, Онисии Александровне и моей Дашке. Спасибо за доверие, за этот опыт. Спасибо, что сказали мне: «Странно, но ты вызываешь доверие и желание рассказать». Я ценю это. И страшно не оправдать доверие.
Поклоняюсь вам, женщины Удэгеи.



«Родная река провожала нас веселой волной. Белые гребешки, как гусиные перья, курчавились на воде. Мы смотрели вперед. Жизнь вела нас светлой дорогой. Река пробивала новое русло» (Джанси Комонко «Там, где бежит Сукпай»)


Фото проекты
